Леонид Салмин, кандидат искусствоведения. Журнал «Платинум» № 50, 2023.
Когда вытаскивает случай на поверхность
или упорство горного старателя, разлом
земной коры или поток из почвы вымывает
послание из юности планеты —
окаменевших миллионолетий плод,
будь осторожен, резчик, не порань
ту предначертанность объёма или формы,
уже отлитой где-то в небесах…
Сергей Фалькин
Сергей Фалькин верен себе. И если завтра весь мир вдруг сдвинется куда-нибудь или совершит историческую переполюсовку, Фалькин, я уверен, останется на своём, предначертанном ему судьбой месте. И это, пожалуй, главное, что нужно знать, если хочешь понять творчество этого ни на кого не похожего мастера. Я не впервые пишу о Сергее как большом художнике, однако всякий раз, думая о нём, жадно рассматривая его работы, вынужден как бы заново переозначивать его для себя. Вероятно, иначе и быть не может, когда имеешь дело с таким необычным, синтетическим дарованием, какое отличает Фалькина как человека артистической стихии.
Сказать, что Сергей Фалькин — выдающийся художник по камню, что его пластическое творчество оригинально и самобытно, было бы, как минимум, банальностью и повторением уже многократно сказанного и написанного о нём многими представителями трепетного племени отечественных искусствоведов. Фигура Фалькина, думается мне, сложнее и многограннее, а потому заслуживает более глубокого погружения в феномен его личности и творчества, чем просто комплиментарный публицистический дискурс. Да, сегодня Фалькин известен как мастер скульптурной пластики, работающий преимущественно с камнем. Однако историю его отношений с этим материалом невозможно объяснить лишь силой мастеровой традиции или исходя из некой метафизики камня. Да, диктат камня, его трансвременной «геологический текст» есть извечные условия работы скульптора, переводящего на язык каменной пластики свои идеи и образы. Но Фалькин делает этот перевод не столько как мастер-камнерез, всегда вынужденный подчиняться законам физики
и геологической воле минерала, сколько как пластицист-хореограф, как маг-визуализатор. В отличие от многих мастеров, для которых пластический результат работы есть история молитвенного смирения перед камнем, Фалькин словно бы сам умеет «заговорить» камень. Его работы вызывают ощущение равноправного диалога художника и материала.
Смею предположить, что у этого есть свои причины, уходящие в историю творческого опыта, связанного с материями, не обладающими физической твёрдостью камня, но способными воплощать образы и смыслы, быть может, ещё более зримо и вековечно. «В начале было Слово» — помним мы знаменитый евангельский зачин Иоанна Богослова. И то правда, было время, когда слово было, вероятно, самой твёрдой материей человеческого мира, когда, по образному выражению Николая Гумилёва, «Словом останавливали солнце, Словом разрушали города». Фалькин знает это, как мало кто другой. Ведь собственная его творческая история тоже начиналась со Слова. Как человек, по молодости лет выучившийся на журналиста и достаточно серьёзно успевший поработать в газетах, в издательской сфере, Фалькин глубоко и непреложно чувствует первоначальность Слова, понимая, впрочем, что в наши дни эта первоначальность, эта магическая точность и булатная острота сохранились лишь в словотворческих жанрах поэзии и молитвы. И потому, давно уже будучи признанным мастером каменного художества, он ведёт как бы параллельную творческую жизнь — жизнь поэта; жизнь, быть может, менее заметную, но не менее важную для него как пластически мыслящего творца.
…Мы переписываемся с Сергеем в мессенджере, и речь в какой-то момент заходит о поэтическом творчестве. Мы обмениваемся стихами, и, сообщение за сообщением, я ловлю его недавно сочинённые строки. Читаю и понимаю, что через стихи вновь, уже в который раз переоткрываю для себя его самого и его творческий мир.
Вообще, о поэтическом творчестве Фалькина можно было бы написать отдельный текст, но даже не вдаваясь глубоко в эстетические и стилистические особенности его поэзии, невозможно не заметить её исключительную пластичность и чувственность. Ровно с той же мерой «тактильности», с какой он пишет свои стихи, Фалькин подходит и к работе со скульптурным материалом, будь то камень или металл. Нередко твёрдость камня настолько противостоит телесно-мышечным и инструментальным усилиям скульптора, что пластический итог его противоборства с материалом являет свидетельство тяжёлого труда и борьбы более, чем свидетельство свободного формотворчества.
В случае же Фалькина это не так. Его работы достигают удивительного, порой совершенно моцартовского эффекта лёгкости творения. Многие вещи мастера сделаны будто бы без помощи долота, молотков, напильников и алмазных резцов — всего лишь росчерком пера. Ощущение, что форма не выколочена, не вырезана из непроходимого монолита, а «станцована», создана полётом хореографического воображения. Не только пластика объёма, но и качество поверхности заставляют зрителя думать не о потраченных автором физических усилиях, но о чуде рождения образа из духа поэзии.
Фалькину, как мало кому из художников-камнерезов (даже такой изощрённой школы, как санкт-петербургская), удаётся достичь лекальной алгоритмичности формы, практически камертонной точности пластического жеста. Его удивительная интуиция формы выражается в решительном отказе от всего лишнего, мелочного, уводящего от лапидарности идеи. Это ощущается как на уровне композиции и геометрии скульптурного объёма, так и на уровне взывающей к тактильному знакомству поверхности. Даже в суровых по образу работах — изображая, к примеру, тело моржа или быка — Фалькин умеет вызвать у зрителя одновременно и отзывающийся в мышцах тела хореографический восторг, и ощущение эротической нежности при скольжении взгляда по поверхности камня. Именно это удивительное умение мастера создавать живую, дышащую и, в то же время, полную символизма пластику вопреки природной статике камня позволяет ему оперировать не изображениями, а метафорами. Упаковать идею джазовой импровизационной свободы в ритмически пульсирующий объём прозрачного кварца или, скупо прорезав черты устремлённых в противоположные стороны лиц, всё же слить в неразрывный монолит «сиамского» братства библейские образы Каина и Авеля — вот что значит для Фалькина решить художественную задачу. Не наивный и умилительный реалистический нарратив — но кристальный идеализм, пластический лаконизм выражения и напряжённая экспрессия.
Хотя в разных выступлениях и интервью Сергей Фалькин и подразделяет свои работы условно на «коммерческие», ресурсно обеспечивающие деятельность его студии, и «вещи для души», разграничение это всё же не имеет целью хоть сколько-нибудь снизить планку художественного качества для работ, изначально производимых на продажу. В коммерческом сегменте своего творчества Фалькин остаётся таким же адептом высочайшего эстетического уровня и профессионализма, как и на территории свободного творчества. Впрочем, для мастера, чьи работы видели Эрмитаж и Лувр, музейные и выставочные залы Европы и России, Санкт-Петербурга и Москвы, Екатеринбурга и Иркутска, иначе и не может быть. За десятилетия своего творческого труда сам Фалькин стяжал немало заслуженной профессиональной славы, но и принял на себя ответственность перед коллегами по цеху за сохранение и развитие отечественной камнерезной школы. И эта его общественно-профессиональная миссия — сюжет не менее значимый и важный, чем личное творчество и его плоды. Многие из российских художников по камню обязаны стартом своей творческой карьеры студии Сергея Фалькина, где они имели возможность пройти не только класс ремесла и мастеровой традиции, но и школу интеллектуально-творческой культуры, без которой немыслим подлинно современный автор, в каком бы материале и какой бы технике он ни работал.
Фалькин с доброжелательным участием относится к своим сотрудникам и ученикам, неизменно легко раздаривая им свой бесценный профессиональный опыт и бьющую через край творческую энергию. Он не экономит себя, не стоит на месте, не «бронзовеет», продолжая любопытствовать, искать и делать открытия. А значит — остаётся живым и настоящим.
Леонид Салмин, кандидат искусствоведения. Журнал «Платинум» № 50, 2023.
